В тюрьму посажен за грехи и, сторожимый мразью разной, я душу вкладывал в стихи, а их носил под пяткой грязной.
Готов я без утайки и кокетства признаться даже Страшному суду, что баб любил с мальчишества до детства, в которое по старости впаду.
Диван подо мною. Один в тишине лежу и тоской себя мучаю. А Пушкина строчки летают во мне, зовя своровать их по случаю.
Еще Гераклит однажды заметил давным-давно, что глуп, кто вступает дважды в одно и то же гавно.
В тюрьме о кладах разговоры текут с утра до темноты, и нежной лаской дышат воры, касаясь трепетной мечты.