Из тюрьмы ощутил я страну -
даже сердце на миг во мне замерло -
всю подряд в ширину и длину
как одну необъятную камеру.

Вновь себя рассматривал подробно:
выщипали годы мои перья;
сестрам милосердия подобно,
брат благоразумия теперь я.

С годами жизнь пойдет налаженней
и все забудется, конечно,
но хрип ключа в замочной скважине
во мне останется навечно.

Всё будет строго по закону,
Исход протестов нам не внове:
Народ повинтят, а ОМОНу
Дадут квартиры в Бирюлёве. 

Когда не корчимся в рыдании,
мы все участвуем в кишении -
то в озаренном созидании,
то в озверелом разрушении.