Дух и облик упрямо храня,
я готов на любые утраты;
если даже утопят меня -
по воде разойдутся квадраты.

Пора уже налить под разговор,
селедку покромсавши на куски,
а после грянет песню хриплый хор,
и грусть моя удавится с тоски.

У скряги прочные запоры,
у скряги темное окно,
у скряги вечные запоры -
он жаден даже на гавно.

Ох, этот чёртов гедонизм,
Избаловавший дух еврея!
Его двужильный организм
Не успокоится, старея.

В газетах полная фигня,
Эфир давно полупридушен.
И лишь на кухне болтовня
Опять, как раньше, греет душу.