Каждый день я толкусь у дверей, за которыми есть кабинет, где сидит симпатичный еврей и дает бесполезный совет.
В любых краях, где тенью бледной живет еврей, терпя обиды, еврейской мудрости зловредной в эфир сочатся флюаиды.
То истомясь печалью личной, то от погибели в вершке, весь век по жизни горемычной мечусь, как мышь в ночном горшке.
Меняя в весе и калибре, нас охлаждает жизни стужа, и погрузневшая колибри свирепо каркает на мужа.
Источник мыслей вулканичен: за изверженьем - вновь ни слова; антракт весьма гигиеничен для заливания спиртного.
Ко мне явилось откровение о смысле жизни и нирване, но было выпить настроение, и я забыл его по пьяни.