Сегодня я думал, моральный урод, 
что все-таки мы пустомели. 
В России евреи споили народ, 
а больше нигде не сумели.

И забытья похож восторг,
и обморочна дрожь,
и даже сам предсмертный стон
с любовным хрипом схож.

Не терся я у власти на виду
и фунты не менял я на пиастры,
а прятался в бумажном я саду,
где вырастил цветы экклезиастры.

Папочка Катю подводит к кусточку,
красненькой ягодкой потчует дочку.
В страшной агонии дочь умирает,
папа-писатель, он жизнь изучает. 

В рэкетиров дети в садике играли,
Бедного Ванюшу утюгом пытали.
Дома ждет мальчишку ремешок крученый,
Будет бит жестоко за костюм прожженный.