Первую без чоканья нередко пьём теперь, собравшись за столом: некто близкий выдернут, как репка, и исчез у жизни за углом.
В юности тоскуя о просторах, мы о них мечтаем и поем, а чуть позже, заперты в конторах, мы легко в канцлагере живем.
Душевного огня прозрачный свет заметно освещает наши лица, и, сколько мы живем на свете лет, свечение меняется, но длится.
В тюрьме, от жизни в отдалении, слышнее звук душевной речи: смысл бытия – в сопротивлении всему, что душит и калечит.
Живу я у жены под каблуком, Терпя, поверьте, в жизни много мук. Во всем неправ. Виновен даже в том, Что у нее стирается каблук.