Мне чужд духан с заречным шашлыком, с заморским, а не русским коньяком и с юною танцовщицею Машей с запудренным у глаза синяком.
Рубай – это вспышка на пике куста, рубай – это миг с поцелуем в уста, рубай – это целая жизнь рубаиста и вся биография в четверть листа.
А любовь – это взлёты без счёта, возносящие нас, и паденье с ковра-самолёта на обычный матрас.
Хайям взлетел на высшую верхушку, а я взлечу коллеге на макушку, когда российский выпалю рубай и раню им персидскую частушку.
У кресла цирюльница будто у плахи засуетилась, едва я под ахи шепнул ей, что я сексуальный маньяк, желающий нынче постричься в монахи.
Воспринимая в кабаке люля-кебаб не цельно, прошу сначала люляке, а баб уже отдельно.