Мы кишмя кишим, суета снует, злоба в воздухе кипятком бурлит, а на кладбище - соловей поет, чистый звук точа вдоль покоя плит.
Слаб и грешен, я такой, утешаюсь каламбуром, нету мысли под рукой - не гнушаюсь калом бурым.
Еврейского характера загадочность не гений совместила со злодейством, а жертвенно-хрустальную порядочность с таким же неуемным прохиндейством.
Томлю себя я воздержанием, но червь сомненья в организме: а вдруг постельным возлежанием мы постигаем смысл жизни.
Да, мир земной - публичный дом, Вся публика, без исключенья, Живёт и умирает в нём, От бесконечного ученья))).