Все музы ныне, хлеба ради,
торгуют краской для ресниц,
а Клио - прямо вышла в бляди,
хотя не прямо из девиц.

Снегом порошит моя усталость,
жизнь уже не книга, а страница,
в сердце - нарастающая жалость
к тем, кто мельтешит и суетится.

На дне стаканов, мной опустошенных,
и рюмок, наливавшихся девицам,
такая тьма вопросов разрешенных,
что время отдохнуть и похмелиться.

Старики сидят,судача,
как мельчают поколения,
и от них течет, прозрачен,
запах мудрости и тления.

Решит, конечно, высшая инстанция -
куда я после смерти попаду,
но книги - безусловная квитанция
на личную в аду сковороду.