Все музы ныне, хлеба ради, торгуют краской для ресниц, а Клио - прямо вышла в бляди, хотя не прямо из девиц.
Снегом порошит моя усталость, жизнь уже не книга, а страница, в сердце - нарастающая жалость к тем, кто мельтешит и суетится.
На дне стаканов, мной опустошенных, и рюмок, наливавшихся девицам, такая тьма вопросов разрешенных, что время отдохнуть и похмелиться.
Старики сидят,судача, как мельчают поколения, и от них течет, прозрачен, запах мудрости и тления.
Решит, конечно, высшая инстанция - куда я после смерти попаду, но книги - безусловная квитанция на личную в аду сковороду.