Не знаю вида я красивей, чем в час, когда взошла луна, в тюремной камере в России зимой на волю из окна.
Отец мой молча умер без меня - уставши, я уснул темно и пьяно; нет, я ни в чем себя не обвинял, я просто это помню постоянно.
Трепеща, как осиновый лист, и прохожим кивая приветно, по России бредёт сионист и евреев зовёт безответно.
А славно бы увидеть, как в одежде я лягу под венки при свете дня и женщины, не знавшиеся прежде, впервой сойдутся вместе у меня.
Дядя Лейб и тетя Лея не читали Апулея; сил и Лейба не жалея, наслаждалась Лейбом Лея.