Бог сутулится в облачной темени,
матерится простуженным шепотом
и стирает дыханием времени
наши дерганья опыт за опытом.

Был организм его злосчастно
погублен собственной особой:
глотал бедняга слишком часто
слюну, отравленную злобой.

Во мне приятель веря сеял
и лил надежды обольщение,
и столько бодрости навеял,
что я проветрил помещение.

Нас маразм не обращает в идиотов,
а в склерозе много радости для духа:
каждый вечер - куча новых анекдотов,
каждой ночью - незнакомая старуха.

Безумство чудаков - их миллион,
толкующих устройство мироздания, -
вливается в витающий бульон,
питательный для вирусов познания.