Я врос и вжился в роль балды,
а те, кто был меня умней,
едят червивые плоды
змеиной мудрости своей.

Мне это нравится — стареть, 
не предаваясь угрызеньям, 
и утром в зеркало смотреть 
с симпатией и омерзеньем.

Свобода слова нам дарована,
Как символ всех надежд на лучшее.
Но что за странная штуковина?
Мы говорим, а нас не слушают. 

Не знаю, как по Божьей смете
должна сгореть моя спираль,
но я бы выбрал датой смерти
число тридцатое, февраль.

Когда в Париже 18,
А в Барселоне 22,
Нам остаётся утешаться,
Что не на полюсе Москва.