Даже тех я любить был не прочь,
на кого посмотреть без смущения
можно только в безлунную ночь
при отсутствии освещения.

Я к эпохе привернут, как маятник,
в нас биение пульса единое;
глупо, если поставят мне памятник -
не люблю я дерьмо голубиное.

Готов я без утайки и кокетства
признаться даже Страшному суду,
что баб любил с мальчишества до детства,
в которое по старости впаду.

Крича про срам и катастрофу,
порочат власть и стар и млад,
и все толпятся на Голгофу,
а чтоб распяли - нужен блат.

Душа поэта в мире диком
Нежна, как фея.
Как знать, что этот забулдыга –
Не Ерофеев?