Я тленен, но вечен Дербент, в чьей памяти татуировкой в надежде предсмертной и робкой я выколю автопортрет.
Забавно, как потомки назовут загадочность еврейского томления: евреи любят землю, где живут, ревнивей коренного населения.
Давно я дал себе обет, и я блюду его давно: какой бы я ни съел обед, а ужин ем я все равно.