Живу я легко и беспечно, хотя уже склонен к мыслишкам, что все мы евреи, конечно, но некоторые - слишком.
Когда восторг, триумф, овации и сам эфир блаженство пьет, порочный дух еврейской нации себя усмешкой выдает.
Растает в шуме похорон последних слов пустая лесть, и тихо мне шепнёт Харон: - А фляжка где? Стаканы есть.
Дождь нефтяной всё льётся над стрaной. Кто мокр насквозь, а кто слегка замызган. Но почему-то на тебя со мной Пока не попадают даже брызги
Убийственны разгулы романтизма, но гибельна и сонная клоака; безумие страшней идиотизма, но чем-то привлекательней, однако.