Живу я легко и беспечно,
хотя уже склонен к мыслишкам,
что все мы евреи, конечно,
но некоторые - слишком.

Когда восторг, триумф, овации
и сам эфир блаженство пьет,
порочный дух еврейской нации
себя усмешкой выдает.

Растает в шуме похорон
последних слов пустая лесть,
и тихо мне шепнёт Харон:
- А фляжка где? Стаканы есть.

Дождь нефтяной всё льётся над стрaной.
Кто мокр насквозь, а кто слегка замызган.
Но почему-то на тебя со мной
Пока не попадают даже брызги

Убийственны разгулы романтизма,
но гибельна и сонная клоака;
безумие страшней идиотизма,
но чем-то привлекательней, однако.