Есть бабы, очень строгие в девицах, умевшие дерзить и отвечать, и при совокуплении на лицах лежит у них свирепости печать.
В музейной тиши галерей случайным восторгом согретый, люблю я, усталый еврей, забиться в сортир с сигаретой.
Семья и дом. И видимость достатка. Дышать и жить - не густо, но дают. Я не делюсь на счастье без остатка, и каплей этой горек мой уют.
Жаль, у Хайяма не хватило духа петь для души моей, а не для слуха. Он чуял цель, где не осилит дно, и метил в сердце, чтобы ранить ухо.
Где-то в небе, для азарта захмелясь из общей чаши, Бог и черт играют в карты, ставя на кон судьбы наши.