С подонством, пакостью и хамством
по пьесе видясь в каждом акте,
я всё же с дьявольским упрямством
храню свой ангельский характер.

Устарел язык Эзопа,
стал прозрачен, как струя,
отовсюду светит зопа,
и не скроешь ни фуя.

На вялом и снулом проснувшемся рынке,
где чисто, и пусто, и цвета игра,
душа моя бьется в немом поединке
с угрюмым желанием выпить с утра.

Я свой век почти уже прошел
и о многом знаю непревратно:
правда - это очень хорошо,
но неправда - лучше многократно.

С пеленок вырос до пальто,
в пальто провел года,
и снова сделался никто,
нигде и никогда.