На пире российской чумы
гуляет еврей голосисто,
как будто сбежал из тюрьмы
и сделался- рав Монте-Кристо.

Снимать устав с роскошных дев
шелка, атласы и муары,
мы, во фланель зады одев,
изводим страсть на мемуары.

Каждый раз, полюбив, я надеюсь на клад,
а откроешь сундук - мертвечина, да смрад!
От него мне пора бы уже задохнуться, -
вместо этого - новой надежде я рад...

Память вытворяет все, что хочет,
с фильмами, скопившимися в ней,
часто по ночам нам снятся ночи
выгоревших юношеских дней.

Дай, Боже, мне столько годов
(а больше не надо и дня),
во сколько приличных домов
вторично не звали меня.