На пире российской чумы гуляет еврей голосисто, как будто сбежал из тюрьмы и сделался- рав Монте-Кристо.
Вокруг лысеющих седин пространство жизни стало уже, а если лучше мы едим, то перевариваем - хуже.
Что без гостинца дар мой гонимца, коль зришь в крестоносце крестоносимца.
Вечно и нисколько не старея, всюду и в любое время года длится, где сойдутся два еврея, спор о судьбах русского народа.
Владыкой мира станет труд, когда вино польет из пушек, и разом в девственность впадут пятнадцать тысяч потаскушек.