На пире российской чумы гуляет еврей голосисто, как будто сбежал из тюрьмы и сделался- рав Монте-Кристо.
Снимать устав с роскошных дев шелка, атласы и муары, мы, во фланель зады одев, изводим страсть на мемуары.
Каждый раз, полюбив, я надеюсь на клад, а откроешь сундук - мертвечина, да смрад! От него мне пора бы уже задохнуться, - вместо этого - новой надежде я рад...
Память вытворяет все, что хочет, с фильмами, скопившимися в ней, часто по ночам нам снятся ночи выгоревших юношеских дней.
Дай, Боже, мне столько годов (а больше не надо и дня), во сколько приличных домов вторично не звали меня.