Задули уста января свечу следопыта, а зря. Ещё не нашлись, не сыскались заблудшие Русь и заря.
Прости Россию, милостивый бог, за то, что спьяну рыщет без дорог, не отзываясь сыну, кто смиренно простил её, но отрезвить не смог.
У кресла цирюльница будто у плахи засуетилась, едва я под ахи шепнул ей, что я сексуальный маньяк, желающий нынче постричься в монахи.
Я не кивнул в ответ вельможе, поскольку он из лужи в ложе, о чём свидетельствует грязь не на ботинках, а на роже.
Я к ней всё равно не смогу, так что же вы, волны-беглянки, влечёте меня к персиянке, поющей на том берегу?
Как нелюбимый патриот, я тот и даже антитот, кто так возносчиво унижен до самых низменных высот.