Не пей, поэт, и не блуди в стихах, раз трезвенник ты в жизни и монах. Не будучи способным трогать душу, не щекочи желудок мой и пах.
Пой иначе обычным солистом, пой обыденным уникалистом, пой, как пел бы берёзовый дуб, уродившийся в древе иглистом.
Я тленен, но вечен Дербент, в чьей памяти татуировкой в надежде предсмертной и робкой я выколю автопортрет.
Жар-птицу воистину чту лишь только, суля высоту, она не на эту ли вербу слетает, чтоб вмиг превратить её в ту.
Жаль, у Хайяма не хватило духа петь для души моей, а не для слуха. Он чуял цель, где не осилит дно, и метил в сердце, чтобы ранить ухо.
Снесла жар-птица звёзды для поэта на две луны или на два омлета, но мне не надо порции второй, я и с одной не справлюсь до рассвета.