Варясь в густой еврейской каше,
смотрю вокруг, угрюм и тих:
кишмя кишат сплошные наши,
но мало подлинно своих.

Что толку в самом райском рае,
где им отводится квартира,
тем, кто насильно умирает
на перекрестках судеб мира?

Моё лицо слегка порочно,
что для мужчины - не позор,
а просто в облик въелся прочно
моих наклонностей узор.

Зачем гражданину рассудок?
Опасен для власти такой!
...И мозг превращают в желудок,
И кормят его требухой...

Я был и в подворотне, и в квартире,
В саванне, на песке, на сеновале,
В лесу, в подъезде, в шалаше, в трактире...
Короче — был везде, где мне давали.