Моим стихам придет черед, когда зима узду ослабит, их переписчик переврет и декламатор испохабит.
Я для слов ввел размеров Хайяма закон. Да простит меня мудрый за свой камертон: он и сам не видал новизны под Луною и считал, что он первый во всем эпигон!
Дух и облик упрямо храня, я готов на любые утраты; если даже утопят меня - по воде разойдутся квадраты.
Ревнители канона и традиции в любой идеологии и нации усердно служат злу в его полиции, преследующей жажду изменяться.
Не чувствую ни света, ни добра я в воздухе мятущейся России, она как будто чёрная дыра любых душевно-умственных усилий.