Моим стихам придет черед,
когда зима узду ослабит,
их переписчик переврет
и декламатор испохабит.

Я для слов ввел размеров Хайяма закон.
Да простит меня мудрый за свой камертон:
он и сам не видал новизны под Луною
и считал, что он первый во всем эпигон!

Дух и облик упрямо храня,
я готов на любые утраты;
если даже утопят меня -
по воде разойдутся квадраты.

Ревнители канона и традиции
в любой идеологии и нации
усердно служат злу в его полиции,
преследующей жажду изменяться.

Не чувствую ни света, ни добра
я в воздухе мятущейся России,
она как будто чёрная дыра
любых душевно-умственных усилий.