Мир совершенствуется так - не по годам, а по неделям, - что мелкотравчатый бардак большим становится борделем.
В эпоху той поры волшебной, когда дышал еще легко, для всех в моей груди душевной имелось птичье молоко.
Живя не грустя и не ноя, и радость и горечь ценя, порой наступал на гавно я, но чаще - оно на меня.
Как же преуспели эти суки, здесь меня гоняя, как скотину, я теперь до смерти буду руки при ходьбе закладывать за спину.
На любое идейное знамя, даже лютым соблазном томим, я смотрю недоверчиво, зная, сколько мрази ютится под ним.