Где-то в небе, для азарта захмелясь из общей чаши, Бог и черт играют в карты, ставя на кон судьбы наши.
Варясь в густой еврейской каше, смотрю вокруг, угрюм и тих: кишмя кишат сплошные наши, но мало подлинно своих.
Я к вечеру готовлюсь на работу. Не надо мне к восьми утра вставать. Вы веселитесь, а моя забота Вам в рюмки по чуть-чуть не доливать.
Душа порой бывает так задета, что можно только выть или орать; я плюнул бы в ранимого эстета, но зеркало придется вытирать.
Одна загадка в нас таится, душевной тьмой вокруг облита, в ней зыбко стелется граница еврея и антисемита.