Тонул в игре, эпикурействе,
любовях, книгах и труде,
но утопить себя в еврействе
решусь не раньше, чем в воде.

Весна размывает капризно
завалы унынья и грязи
внезапной волной оптимизма,
шальной, как вода в унитазе.

Погас в конце туннеля свет,
Боязнь войны и одиночества,
В отечестве моём пророка нет,
Одни печальные пророчества.

Не знаю, как по Божьей смете
должна сгореть моя спираль,
но я бы выбрал датой смерти
число тридцатое, февраль.

Дети в индейцев играли в лесу,
Витьку ремнем привязали к столбу.
Долго пытали, потом отпустили,
Ваську без скальпа домой притащили.