Служить я страсти больше не хочу. Я сердце делу горечи учу. Как смеет мотылек влюбляться в солнце, Когда не в силах победить свечу!
Во мне так очевидно графоманство, что я – его чистейшее явление: пишу не ради славы или чванства, а просто совершаю выделение.
Он был не глуп, дурак Наум, но был устроен так, что все пришедшее на ум он говорил, мудак.
Так ловко стали пресмыкаться сейчас в чиновничьих кругах, что могут с легкостью сморкаться посредством пальцев на ногах.
Скоро год, как в суде мое дело лежит, умным сделать в суде вновь меня надлежит. Документы в порядке, но казус, как видно, лишь на Страшном суде разрешить предстоит...