Казенные письма давно я рву, ни секунды не тратя: они ведь меня все равно потом наебут в результате.
Любую стадную коммуну вершит естественный финал: трибун восходит на трибуну, провозглашая трибунал.
Во всех углах и метрополиях затворник судеб мировых, еврей, живя в чужих историях невольно вляпывается в них.
Я с презрением плюнул на весь белый свет - в нем ни смысла, ни правды давно уже нет. Попытался я как-то до них доискаться, но нашел вместо них для себя только вред.
Возможность лестью в душу влезть никак нельзя назвать растлением, мы бескорыстно ценим лесть за совпаденье с нашим мнением.