Кошмарным сном я был разбужен, у бытия тряслась основа: жена готовила нам ужин, а в доме не было спиртного.
Мы одиноки, как собаки, но нас уже ничем не купишь, а бравши силой, понял всякий, что только хер зазря затупишь.
В Москве я сохранил бы мавзолей как память о повальном появлении безумных и слепых учителей в помешанном на крови поколении.
Настолько не знает предела любовь наша к нам дорогим, что в зеркале вялое тело мы видим литым и тугим.
Пролетарий умственного дела, тупо я сижу с карандашом, а полузадохшееся тело мысленно гуляет нагишом.