Мой разум, тусклый и дремучий,
с утра трепещет, как струна:
вокруг витают мыслей тучи,
но не сдаится ни одна.

Еврей весьма уютно жил в России,
но ей была вредна его полезность;
тогда его оттуда попросили,
и тут же вся империя разлезлась.

Во всем, что каждый выбирает,
покуда тянется прогулка,
его наследственность играет,
как музыкальная шкатулка.

Я вышел ночью на балкон.
Стою. Курю. Темно. Свежо.
И вдруг раздался женский стон:
Ей плохо или хорошо?

А со мною ни с того ни с сего
вдруг такое начинает твориться,
словно в книгу бытия моего
кем-то всунута чужая страница.