Был, как обморок, переезд, но душа отошла в тепле, и теперь я свой русский крест по еврейской несу земле.
И забытья похож восторг, и обморочна дрожь, и даже сам предсмертный стон с любовным хрипом схож.
Мне часто снится чудный сон, кидая в дрожь и мистику: что женских юбочек фасон опять вернулся к листику.
Забавно, как потомки назовут загадочность еврейского томления: евреи любят землю, где живут, ревнивей коренного населения.
Ценю читательские чувства я, себя всего им подчиняю: где мысли собственные - грустные, там я чужие сочиняю.