И, вроде, получал не по чуть-чуть, И, помню, не сорил деньгами, А все равно в последний путь Меня несли вперед долгами.
Бутылка стоит истуканом, свой замысел пряча на дне: пожертвовав душу стаканам, теплом возродиться во мне.
С подонством, пакостью и хамством по пьесе видясь в каждом акте, я всё же с дьявольским упрямством храню свой ангельский характер.
А со мною ни с того ни с сего вдруг такое начинает твориться, словно в книгу бытия моего кем-то всунута чужая страница.
Смешно, когда толкует эрудит о тяге нашей к дружбе и доверию; всегда в России кто-нибудь сидит: одни - за дух, другие - за материю.