В первый тот субботник, что давно датой стал во всех календарях, бережно Ильич носил бревно, спиленное в первых лагерях.
С утра до тьмы Россия на уме, а ночью - боль участия и долга; неважно, что родился я в тюрьме, а важно, что я жил там очень долго.
Все хаосы, броженья и анархии, бунты и сокрушения основ кончаются устройством иерархии с иным распределением чинов.
Как безумец, я прожил свой день, я хрипел, мельтешил, заикался: я спешил обогнать свою тень и не раз об нее спотыкался.
Мне бы нужно бежать, но не знаю - куда. Государственный сыск был надежен всегда! Впрочем, есть два местечка - могила с тюрьмою, - не откажут в приюте они никогда!