Теперь я стар - к чему стенания?!
Хожу к несведущим врачам
и обо мне воспоминания
жене диктую по ночам.

Смотрю на нашу старость с одобрением
мы заняты любовью и питьем;
судьба нас так полила удобрением,
что мы еще и пахнем и цветем.

Евреи даже в светопреставление,
сдержав поползновение рыдать,
в последнее повисшее мгновение
сумеют еще что-нибудь продать.

Какая из меня опора власти?
Обрезан, образован и брезглив.
Отчасти я поэтому и счастлив,
но именно поэтому - пуглив.

Евреи кинулись в отъезд,
а в наших жизнях подневольных
опять болят пустоты мест -
сердечных, спальных и застольных.