К бумаге страстью занедужив, писатель был мужик ледащий; стонала тема: глубже, глубже, а он был в силах только чаще.
Не знаю, зависть — грех или не грех, Но всё-таки могу предположить, Что свой позор нетрудно пережить. Сложнее пережить чужой успех.
Часы летят, как космонавты, спаляя месяцы дотла, ползут в глухое послезавтра позавчерашние дела.
Наследием своей телесной ржави Россию заразил Ильич; с годами обнаружился в державе духовного скелета паралич.
Весной я думаю о смерти. Уже нигде. Уже никто. Как будто был в большом концерте и время брать внизу пальто.