С тихой грустью художник ропщет, 
что при точно таком же харче
у коллеги не только толще,
но еще и гораздо ярче.

Я живу в самом себе,
как жар-птенчик в скорлупе,
где шепчу ли инстинктивно
иль молчу о предсудьбе.

Я праведностью, Господи, пылаю,
я скоро тапки ангела обую,
а ближнего жену хотя желаю,
однако же заметь, что не любую.

Кишат стареющие дети,
у всех трагедия и драма,
а я гляжу спектакли эти
и одинок, как хер Адама.

По обе стороны морали
добра и зла жрецы и жрицы
так безобразно много срали,
что скрыли контуры границы.