Когда-нибудь я стану знаменит,
по мне окрестят марку папирос,
и выяснит лингвист-антисемит,
что был я прибалтийский эскимос.

В первый тот субботник, что давно
датой стал во всех календарях,
бережно Ильич носил бревно,
спиленное в первых лагерях.

Мир бурлил, огнями полыхая,
мир кипел на мыслях дрожжевых,
а в России - мумия сухая
числилась живее всех живых.

Однажды фуфло полюбило туфту
с роскошной и пышной фигурой,
фуфло повалило туфту на тахту
и занялось пылкой халтурой.

Фашизм объял Россию не случайно,
зачат советской гнилью он, естественно.
А в нас она, как это ни печально,
живет еще и, кажется, наследственно.