Когда-нибудь я стану знаменит,
по мне окрестят марку папирос,
и выяснит лингвист-антисемит,
что был я прибалтийский эскимос.

Блажен любой, кто образован;
я восхищался многократно,
как ум у них организован
и фарширован аккуратно.

Я из людей, влачащих дни
со мною около и вместе,
боюсь бездарностей - они
кипят законной жаждой мести.

Случайно встретившись в аду
с отпетой шлюхой, мной воспетой,
вернусь я на сковороду
уже, возможно, с сигаретой.

Я учился часто и легко,
я любого знания глоток
впитывал настолько глубоко,
что уже найти его не мог.