Мы кишмя кишим, суета снует,
злоба в воздухе кипятком бурлит,
а на кладбище - соловей поет,
чистый звук точа вдоль покоя плит.

Хоть пили мы, как пить не стоит, -
за это вряд ли ждёт нас кара,
в нас только будущий историк
учует запах перегара.

Время наше будет знаменито
тем, что сотворило страха ради
новый вариант гермафродита:
плотью - мужики, а духом - бляди.

На свете очевидны территории,
охваченные внутренним горением,
где плавное течение истории
сменяется вдруг диким завихрением.

С интересом ловлю я детали
наступающей старческой слабости:
мне стихи мои нравиться стали
и хуле я внимаю без радости.