Душа моя, признаться если честно,
черствеет очень быстро и легко,
а черствому продукту, как известно,
до плесени уже недалеко.

Узбекистан. Пока двадцатый век,
Но врач-еврей сегодня — дефицит.
Так что узбека лечит сам узбек.
Вот это — настоящий геноцид.

Я ни в чем на свете не нуждаюсь,
не хочу ни почестей, ни славы;
я своим покоем наслаждаюсь,
нежным, как в раю после облавы.

Я пить могу в любом подвале,
за ночью ночь могу я пить,
когда б в оплату принимали
мою готовность заплатить.

Мне роман тут попался сопливый,
как сирот разыскал их отец,
и, заплакав,уснул я, счастливый,
что всплакнуть удалось наконец.