Я — ссыльный, пария, плебей, 
изгой, затравлен и опаслив,
и не пойму я, хоть убей,
какого хера я так счастлив.

Была и я любима,
теперь тоскую дома,
течет прохожий мимо,
никем я не ебома.

Везде цветя на все лады
и зрея даже в лютой стуже,
евреи - странные плоды:
они сочней, где климат хуже.

В нас не простая кровь течет,
в ней Божий дух, как хмель в вине,
нас жар сотворчества влечет
к бумаге, женщине, струне.

Если счастье сменяется горем, друзья,
в пустоте торричеллевой жить мне нельзя.
Я тогда, умирая на время для жизни,
в преисподней стихов оживляю себя...