Жизни надвигающийся вечер я приму без горечи и слез; даже со своим народом встречу я почти спокойно перенес.
сомненья мне душу изранили и печень до почек проели: как славно жилось бы в Израиле, когда б не жара и евреи.
Готов я без утайки и кокетства признаться даже Страшному суду, что баб любил с мальчишества до детства, в которое по старости впаду.
Старея на пути сквозь бытие, мы свойство не утрачиваем детское: судьба дарует каждому свое, а нравится и хочется - соседское.