Жизни надвигающийся вечер я приму без горечи и слез; даже со своим народом встречу я почти спокойно перенес.
Хайям взлетел на высшую верхушку, а я взлечу коллеге на макушку, когда российский выпалю рубай и раню им персидскую частушку.
Знак любого личного отличия нам важней реальных достижений, мания еврейского величия выросла на почве унижений.
Есть кого мне при встрече обнять; сядем пить и, пока не остыли, столько глупостей скажем опять, сколько капель надежды в бутыли.
Уж вы меня, зеваки, извините, Что не написано все это на граните. Но где б я взял так много тысяч, Чтоб на граните это высечь?