Рукоплещу Герасиму, Его поступок был не плох, Поскольку в озере с Муму Он потопил немало блох!
Хоть много лет из плена мы брели, Остались до сих пор привычки рабские: Вот письменность свою изобрели, А цифры — и сейчас еще арабские.
Сашке на завалинке Отдалась за валенки, А хотела, чтобы он Взял меня за миллион.
С утра до тьмы Россия на уме, а ночью - боль участия и долга; неважно, что родился я в тюрьме, а важно, что я жил там очень долго.
Болтая и трепясь, мы не фальшивы, мы просто оскудению перечим; чем более мы лысы и плешивы, тем более кудрявы наши речи.