Неясен курс морской ладьи,
где можно приказать 
рабам на веслах стать людьми,
но весел не бросать.

Жалеть, а не судить я дал зарок,
жестока жизнь, как римский Колизей,
и Сталина мне жаль: за краткий срок
жену он потерял и всех друзей.

Весной я думаю о смерти.
Уже нигде. Уже никто.
Как будто был в большом концерте
и время брать внизу пальто. 

Грустит соловей у поверженной розы,
надрывно поёт над цветком.
Но льёт и садовое пугало слёзы,
любившее розу тайком.

Мир запутан и таинственен,
все в нем смутно и темно,
и дороги к чистой истине
пролегают сквозь говно.