Судьбы моей причудливое устье
внезапно пролегло через тюрьму
в глухое, как Герасим, захолустье,
где я благополучен, как Муму.

Глупо гнаться, мой пишущий друг,
за читательской влагой в глазу -
все равно нарезаемый лук
лучше нас исторгает слезу.

Да, друзья-художники, вы правы,
что несправедлив жестокий срок,
ибо на лучах посмертной славы
хочется при жизни спечь пирог.

Что за весной приходит лето -
спасибо даже и за это.
На всем запрет. И куртизанки
дают тайком, как партизанки.

Пою фальшиво я, но страстно,
пою, гармонию круша,
по звукам это не прекрасно,
однако светится душа.