Судьбы моей причудливое устье
внезапно пролегло через тюрьму
в глухое, как Герасим, захолустье,
где я благополучен, как Муму.

Конечно, это горестно и грустно,
однако это факты говорят:
евреи правят миром так искусно,
что сами себе пакости творят.

Когда однажды ночью я умру,
то близкие, надев печаль на лица.
пускай на всякий случай поутру
мне все же поднесут опохмелиться.

Ничем в герои не гожусь -
ни духом, ни анфасом;
и лишь одним слегка горжусь
что крест несу с приплясом.

Свистит соблазн, алкая денег,
а я креплюсь, угрюм и тих,
былых утех роскошный веник
подмел казну штанов моих.