Я щедро тешил плоть,
но дух был верен чести;
храни его, Господь,
в сухом и теплом месте.

Поскольку жизнь, верша полет,
чуть воспарив, - опять в навозе,
всерьез разумен только тот,
кто не избыточно серьезен.

Без угрызений и стыда
не по-еврейски я живу:
моя любимая еда
при жизни хрюкала в хлеву.

Клянусь едой, ни в малом слове
обиды я не пророню,
давным-давно я сам готовил
себе тюремное меню.

Спалив дотла последний порох,
я шлю свой пламенный привет
всем дамам, в комнатах которых
гасил я свет.