Среди тюремного растления живу, слегка опавши в теле, и сочиняю впечатления, которых нет на самом деле.
В какую ни кидало круговерть, а чуял я и разумом и носом: серьёзна в этой жизни только смерть хотя пока и это под вопросом.
Иван-да-марья как русский цветок двояко ревнует меня весь срок то к лотосу, то к хризантеме, то одиозно к себе между строк.
В евреях оттуда, в евреях отсюда - весьма велики расхождения, еврей вырастает по форме сосуда, в который попал от рождения.
В людской активности кипящей мне часто видится печально упрямство курицы, сидящей на яйцах, тухлых изначально.