У кресла цирюльница будто у плахи засуетилась, едва я под ахи шепнул ей, что я сексуальный маньяк, желающий нынче постричься в монахи.
На кухне или на лесоповале, куда бы судьбы нас ни заносили, мы все о том же самом толковали - о Боге, о евреях, о России.
Маленький мальчик в кастрюлю свалился И: по несчастью, в кастрюле сварился. Долго ругались папаша и дед, Надо-же было испортить обед
Смерть матери, отца и горе и беда, Им блага от Него, и память от тебя. Но в неизбежном наставленье тебе, Без лжи чужих — она не изживёт себя.