Такая жгла его тоска
и так томился он,
что даже ветры испускал
печальные, как стон.

Был томим я, был палим и гоним,
но не жалуюсь, не плачу, не злюсь,
а смеюсь я горьким смехом моим
и живу лишь потому, что смеюсь.

Наследства нет, а мир суров;
что делать бедному еврею?
Я продаю свое перо,
и жаль, что пуха не имею.

Эпоху хамскую не хая
и власть начальства не хуля,
блаженно жили Хаим и Хая,
друг друга холя и хваля.

Он даму держал на коленях,
и тяжко дышалось ему,
есть женщины в русских селеньях -
не по плечу одному.