Родившись в сумрачное время, гляжу вперед не дальше дня; живу беспечно, как в гареме, где завтра выебут меня.
И я бы, мельтеша и суетясь, грел руки у бенгальского огня, но я живу, на век облокотясь, а век облокотился на меня.
Являя и цинизм, и аморальность, я думаю в гордыне и смущении: евреи – объективная реальность, дарованная миру в ощущении.
Всё так сейчас разбито и расколото, оставшееся так готово треснуть, что время торжества серпа и молота - стирается, чтоб заново воскреснуть.
Без всяких преувеличений ложных Равнять себя с великими привык. Я, как Рембрандт, взыскательный художник, Как он, несостоятельный должник.