К познанию не склонный никогда,
искал себе иные я занятия,
и тайна зарождения плода
волнует меня менее зачатия.

Всякий шум и всякий ропот,
недовольства всплеск любой
излечим, как учит опыт,
страхом, пивом и халвой.

А лучше всё же стрекоза,
чем работящий муравей,
её бесстыжие глаза
мне и понятней и милей.

Повсюду пребывание моё
печалит окружающий народ:
евреи на дыхание своё
расходуют народный кислород.

Как надоели мне несносные ханжи!
Вина подай, саки, и, кстати, заложи
Тюрбан мой в кабаке и мой молельный коврик;
Не только на словах я враг всей этой лжи.