Я так привык уже к перу,
что после смерти - верю в чудо -
Творец позволит мне игру
словосмесительного блуда.

Себя расточая стихами
и век промотавши, как день,
я дерзко хватаю руками
то эхо, то запах, то тень.

Я стал спокойней от бессилья
осилить своды мертвых плит,
лишь узкий шрам, где были крылья,
в часы бессонницы болит.

Вон опять идет ко мне приятель
и несет холодное вино;
время, кое мы роскошно тратим,
деньги, коих нету все равно.

У духа, как у плоти, есть позывы,
но плотские - крепчают, разъярясь,
а духа просьбы тонки и пугливы
и гаснут, незаметно испарясь.