Мне чужд Востока тайный пламень, и я бы спятил от тоски, век озирая голый камень и созерцая лепестки.
Не только от нервов и стужи болезни и хворости множатся: здоровье становится хуже, когда о здоровье тревожатся.
В музейной тиши галерей случайным восторгом согретый, люблю я, усталый еврей, забиться в сортир с сигаретой.
С годами стали круче лестницы и резко слепнет женский глаз: когда-то зоркие прелестницы теперь в упор не видят нас.
Настежь окна, распахнута дверь, и насыщен досуг пролетария, наслаждаются прессой теперь все четыре моих полушария.